Лариса Носкова: Пусть воспоминания станут светлыми

– Факт общеизвестный, что для психологической службы МЧС трагические дни после крушения ЯК42 с командой «Локомотив» на борту стали очень напряженными…

– Безусловно. В эти дни все службы города – здравоохранение, полиция, МЧС – работали очень слаженно. Когда 7 сентября мы приехали к моргу Соловьевской больницы, там нас ждали специалисты психиатрии, причем с большим стажем работы – именитые врачи. Родственники пострадавших были постоянно окружены психологами, никто не остался без внимания. Нам помогали специалисты из Москвы, Иванова, Костромы.

– Такая крупная катастрофа в Ярославле случилась впервые. Как вы оцениваете реакцию на нее ярославцев?

– Конечно, такая трагедия оказывает влияние на всех людей, независимо от степени участия в ней, – и на близких хоккеистам людей, и на болельщиков, и на так называемых сторонних наблюдателей. Общая реакция была единодушной, ярославцы сплотились в своей боли, она была сродни патриотическому чувству. Ведь погибла наша родная, местная, любимая хоккейная команда. Что касается индивидуальной психологической реакции, то все люди разные, а значит, и реагируют поразному – кто­то поддается стрессу, кто­то более стрессоустойчив. А кто­то в момент трагедии держится, не поддается эмоциям, а потом начинает плохо спать и есть. У такого человека может возникнуть боль в спине, заболеть сердце. Это уже психосоматическая реакция, которая возникает, когда в острый момент трагедии человек задушил сильные эмоции, но они все равно «догнали» его, приняв характер функционального нарушения. Ведь в тот день, 7 сентября, многие были на работе и не смогли дать волю своим чувствам. «Я подумаю об этом потом», – так обычно говорят в этих случаях. И в момент трагедии такая отложенная реакция часто спасает, ведь сразу осмыслить ситуацию трудно. Хорошо, если потом найдется время поскорбеть, погоревать вволю. А если события следуют одно за другим, наслаиваясь друг на друга? Вот тогда возникает длительный, затяжной стресс, который опасен для организма. Кроме того, далеко не все могут рассказать о своих чувствах. А меж тем известно, что высказанное, выплаканное чувство теряет свою силу, перестает исподволь терзать человека.

– В сентябре многие болели ОРВИ или просто ходили простуженные. Организм не справляется?

– Это и есть общая психосоматическая реакция людей, которые испытывают посттравматический синдром. Она может выражаться поразному – болями, вегетососудистыми нарушениями, хронической усталостью, общим плохим самочувствием. Организм сигнализирует, что надо поработать с отложенным стрессом – трансформировать его, «заменить» чувство боли светлыми воспоминаниями и продолжать жить дальше.

– А многие родственники и близкие погибших хоккеистов обращались за помощью к психологам МЧС после трагедии?

– Согласно своим функциональным обязанностям мы сопровождали родственников погибших до момента погребения. Начиная с 7 сентября мы находились с ними постоянно – с утра до позднего вечера. Во время всех процедур – опознания, оформления документов – они не оставались одни. Психологи разбились на пары, и каждая пара вела свою семью.

– Работать с людьми, у которых такое непоправимое горе, наверное, очень тяжело…

– Самое страшное в таких случаях, когда человек начинает вести себя неадекватно. Еще хуже эмоциональное заражение, когда истерика одного человека влияет на всех присутствующих. Общая сильная негативная реакция трудно управляема. Слава богу, у нас таких эксцессов не было, за рамки никто не вышел. Что такое неадекватная реакция? Плач, стенание – это нормально. Человек имеет полное право рыдать – это горе, его надо проживать. Неадекватная реакция начинается тогда, когда человек становится агрессивен и выливает свою агрессию либо на посторонних, либо на самого себя. С таким типом поведения в экстремальной ситуации надо работать специально.

– Вы помогаете людям при помощи специальных психотехник?

– В такой ситуации и просто сильное плечо рядом – спасение. Я уж не говорю о каких­то специальных психотехниках, разработанных для каждой острой реакции. Самая первая из них – шок. Человек не верит, что случилась беда. А у многих родственников хоккеистов трагедия произошла прямо на глазах. Они только проводили своих сыновей или мужей, только посадили их в самолет и договорились созвониться – и вдруг самолет падает...

– Наверное, психолог МЧС должен обладать железной психикой. Всетаки трудно не испытывать эмоций в такой тяжелой ситуации…

– У психологов, работающих на ЧС, есть специальные способы абстрагирования от ситуации. Правда, одно дело – теория, другое – жизнь. Способность абстрагироваться приходит с опытом. Но к нам на помощь приезжала группа психологов в составе девяти человек из Центра экстренной психологической помощи МЧС России во главе с Юлией Шойгу. Вот это профессионалы с большой буквы! Для нас, ярославских психологов, это был первый опыт работы в такой чрезвычайной ситуации. Например, я свою реакцию, свое сопереживание чужой боли тоже откладываю. Как и многие люди, говорю себе: «Я подумаю об этом потом». И во многом это обычная, а не профессиональная реакция. А москвичи работают подругому, и у них большой опыт сопровождения жертв трагедий. Они не только понимают, что делать в каждый момент, они до тонкостей знают, что будут делать пострадавшие. Ни о каких обычных человеческих реакциях здесь даже речи не идет – они не реагируют, они действуют. Причем все их действия натренированы до автоматизма. Вот один пример. Во время работы с пострадавшими психологам положены два часа отдыха несколько раз в течение суток. Психологи из группы Юлии Шойгу засыпают мгновенно. А мы не можем заснуть – обсуждаем, делимся переживаниями. Так ценные два часа проходят без сна – и на работу мы идем неотдохнувшие. А они умеют полностью расслабиться, отдохнуть и подготовиться к дальнейшим действиям. Ведь работать приходится на пределе возможностей, и отдых просто необходим.

– У людей вашей профессии, вероятно, быстро происходит профессиональное выгорание?

– По статистике, профессиональная усталость нарабатывается в течение трехчетырех лет. Именно поэтому советуют каждые пять лет менять работу, чтобы начать проявлять себя с новой строки, в новом качестве. И касается это не только психологов, профессиональное выгорание свойственно многим профессиям – педагогам, врачам. Исключение составляют люди, для которых работа является призванием, которые живут своей работой, а не зарабатывают ею на жизнь.

– А как определить границу, при которой человеку, переживающему большое горе, нужна психологическая помощь?

– Последствия любой чрезвычайной ситуации делятся на фазы. На первом этапе, как я уже говорила, люди испытывают шок. На одних нападает ступор, другие хотят остаться в одиночестве, избегают людей, третьи начинают нервно двигаться, четвертые впадают в истерику. И пусть эти реакции будут – их надо прожить. Но в то же время, если истерика затягивается, ее уже надо гасить, чтобы пострадавший начал осмысливать ситуацию. На следующей фазе человека охватывает чувство вины – он начинает корить себя либо когото другого и думать: «Если бы я не отправил сына или мужа туда, трагедии удалось бы избежать». Подобные версии родственники погибшего могут прокручивать довольно долго. Следующий всплеск эмоций случается на кладбище во время прощания. И здесь человек должен плакать, рыдать. Будет даже лучше, если он поплачет, ведь второй раз проститься с погибшим ему не удастся. А потом начинается долгий процесс горевания, когда острая боль сменяется притупленной. Все эти этапы длятся разное количество времени. Состояние шока – до восьми часов, чувство вины – от нескольких дней до нескольких недель. А горюет человек до года. Но это примерная схема – в жизни все эти процессы очень индивидуальны. Ктото будет горевать не год, а несколько лет. Поэтому с каждым человеком мы работаем лично.

– А в течение какого времени людям, пережившим такую трагедию, требуется психологическая поддержка?

– После погребения помощь родственникам и близким погибших оказывают психологи системы здравоохранения. Кроме того, работает федеральная «горячая линия» по оказанию психологической помощи родным погибших в катастрофах. В эти же службы можно обратиться и тем, кто страдает посттравматическим синдромом. Напомню, что он выражается в том, что нарушаются сон, аппетит, начинаются боли в спине, сердце, обостряются желудочно­кишечные заболевания. Люди уверены, что заболели, а в действительности они просто живут с зажатым внутри горем.

– Хоккеисты «Локомотива» – кумиры для многих подростков, девчонки были тайно влюблены в них. И сейчас, после трагедии, родители обеспокоены поведением детей – многие стали молчаливы, закрашивают фотографии своих героев черной краской. Что можно посоветовать родителям таких детей?

– Бытует мнение, что дети забывают о трагедии на следующий же день. Это неправда – они переживают стресс не менее остро, чем взрослые. Но, в отличие от взрослых, дети не так подвержены социальным стереотипам, поэтому имеют возможность самостоятельно отрегулировать этот процесс. У них огромный резерв саморегуляции. Маленький ребенок обычно проговаривает беспокоящую его ситуацию до тех пор, пока она ему не надоест. Подросток трансформирует горе в творчестве – рисует, пишет стихи, письма. Задача родителей – показать ребенку, что они его понимают, тогда он переживет ситуацию легче. Ни в коем случае нельзя говорить, что это полная ерунда и скоро все пройдет. Подросток не поверит и ожесточится, ведь погибли любимые им люди. Со временем скорбь утихнет, превратится в светлые воспоминания, а памятник погибшим и другие места, связанные с легендарной командой «Локомотив», станут мемориальными.