Расстрельный спектакль

Игорь Селин опять в Ярославле, работает уже на подмостках первого русского театра, ставит классическое произведение из школьной программы, с которого девятиклассники начинают постигать великую русскую литературу, – «Горе от ума». Но и в этой классике из классики Селин остается верен авангарду и буффонаде.

Что каждый выпускник средненькой общеобразовательной школы должен помнить о «Горе от ума»? Там есть некто Чацкий – герой, открывший галерею образов «лишних людей» в русской классической литературе, после которого появятся Онегин, Печорин, Базаров. Этот некто Чацкий, новатор и острослов, противостоит Фамусову и его обществу – заскорузлому, консервативному, погрязшему в мелких интригах. До кучи всех «горей» Чацкий влюбляется в Софию, но девушка предпочитает типичного представителя папенькиного общества Молчалина. И Чацкий, потерпев фиаско на всех фронтах, произносит сакраментальное «карету мне, карету» и уходит за кулисы «искать по свету, где оскорбленному есть чувству уголок». Вот то «Горе от ума», с которым каждый из нас сжился и сроднился со своих четырнадцати лет. Но совсем не то видит зритель в новом спектакле.

Авангард начинается еще до открытия занавеса, когда на авансцену с музыкальными инструментами выходят несколько человек в одинаковых черных балахонах и шляпах­котелках. Лишь заглянув в программку, можно догадаться, что это Лиза (Наталья Мацюк), Антон Антонович Загорецкий (Валерий Кириллов), Репетилов (Евгений Мундум) и даже мадам Розье (Ирина Сидорова), которая у Грибоедова лишь упоминается, но в перечне действующих лиц ее нет. Этот странный набор отнюдь не первостепенных персонажей болтает по­французски, а Лиза, подыгрывая себе на аккордеоне, старательно выводит «Милый чо, да милый чо…». Зрители в недоумении, что за странная какАФОНИя, смесь французского с ярославским.

Ответ появляется после открытия занавеса. На сцене – огромные неоновые буквы, из которых складывается словосочетание «Горе уму» – первое название пьесы, придуманное, но отвергнутое Грибоедовым. Что это? Месседж для зрителей – не задумывайтесь над тем, что происходит, иначе – см. надпись? Из дверей в этих буквах появляются персонажи, этими дверями безбожно лязгают, когда хотят подчеркнуть глубину или значимость отдельной реплики. Как же много таких важных реплик в тексте Грибоедова! Особенно разнообразно применение буквы «О». Она превращается то в огромные часы, то в ворота. И даже в подиум, стол и многое­многое другое.

За неоновыми буквами, лязганьем, речами и удивительно красивыми песнями на французском, черными балахонами и котелками, стихами Есенина и Пастернака, которые герои читают по ходу спектакля, мячами и шарами для кегельбана надежно запрятаны характеры персонажей. Отличие Чацкого (Алексей Кузьмин) от всего фамусовского общества – в одежде. Если столичный бомонд, как полагается гламурному московскому обществу начала XXI века, ходит в одеждах немыслимых фасонов а­ля «высокая мода», то Чацкий одет простенько – в зеленый пиджачок, желтенькие штанишки и водолазку, на нем красный шарфик. Наденет Чацкий пиджачок – становится похожим на героя из фильма «Стиляги», снимет – так вылитый Мурзилка. Но неужели только из­за другой одежды Чацкого не принимает московское общество? У Грибоедова крамольные мысли герой высказывает в длинных­предлинных монологах. Сохранены они и в спектакле.

Фамусов (Сергей Куценко) в спектакле бодр, весел и вполне современен. Он единственный в спектакле, кто временами не начинает говорить по­французски. Зато он делает много других удивительных вещей. Например, свой монолог «Вот то­то, все вы гордецы…», где рассказывает историю Максима Петровича, который «когда же надо подслужиться, и он сгибался в перегиб», – этакий гимн угодничеству, раболепству и прислужничеству, Фамусов произносит, качаясь на вполне современных тренажерах. Ретроград вдруг становится таким продвинутым? Почему? А когда Фамусов произносит монолог «Вкус, батюшка, отменная манера…», на сцене вдруг появляется подиум, по которому в красных одеждах дефилируют дамы. Видимо, это поминаемые в монологе Ирина Власьевна, Лукерья Алексевна, Татьяна Юрьевна, Пульхерия Андревна. Почему­то их выводят на помост… Загорецкий и Репетилов.

Видимо, по режиссерскому замыслу, именно эти два второстепенных персонажа, которые у Грибоедова появляются лишь в третьем действии и то ненадолго, становятся ключевыми фигурами, предводителями людей в черном. Спектакль не заканчивается репликой Фамусова «Что станет говорить княгиня Марья Алексевна».

На премьере зрительный зал словно замер – каждую сцену встречал тихо, без смешка, без хлопка. Не знал, как реагировать на все происходящее на сцене? За два действия зал оживился лишь дважды. Первый раз – во время сцены разговора Фамусова и Скалозуба. Диалог проходил за распитием возникшего помимо грибоедовского замысла алкоголя, и зрители, глядя на стаканы и бутылки, оживились – видимо, почувствовали что­то близкое, родное. Второй раз зал прореагировал на происходящее на сцене во время объяснения Молчалина (Семен Иванов) и Софии (Ольга Старк). Во время всего диалога после каждой реплики София, словно в тире, стреляет из винтовки. А ее мишени – зрители в зале, ведь именно туда она направляла дуло оружия. А представители неведомых темных сил, люди в черном, перезаряжали винтовку. Страсти накалялись, людей в черном и винтовок становилось больше. И на финальной реплике сцены люди в черном резко повернули винтовки в зал и одновременно нажали на курок. Раздались громкие выстрелы, особо впечатлительные зрители, поверив в достоверность актерской игры, в ужасе закричали.

– Вот оно, отношение театра к нам! – обменивались мнениями зрители после спектакля. – Они своим спектаклем нас просто расстреляли!