Можно ли реабилитировать русскую графику?

– Я живописец по образованию. Несмотря на то, что в свое время приходилось защищать диплом, рисуя красками, мое увлечение именно графика. Но как художник я проявляю себя в своих проектах. Для меня любая экспозиция – не просто множество картин на стенах, это всегда мое видение, своеобразное творение, в котором вместо красок и кисточки я использую работы других художников. Человек рисующий покупает краски под свою задачу, я достаю картины под определенный проект: что­то нахожу в своем собрании, что­то достаю у партнеров, других коллекционеров. Для проекта «Черное на белом» я приобрел примерно 60 произведений. Сам проект гораздо шире: моими силами и силами партнеров собрано более 600 работ более чем 250 авторов.

– Что вы хотели сказать этой выставкой?

– Я хотел показать графику прошлого века, художников 1900 – 2000 годов. У нас представлены все периоды развития графического искусства, кончая работами современных нонконформистов.

У меня было несколько причин создать подобную выставку. Мне хотелось доказать, что графика – самостоятельный, самодостаточный вид искусства. И что это очень сложное искусство. Живописец, который умеет грамотно класть краски, не всегда художник: обилие красок и броские цвета скрывают его бедность как творца. В графике сразу видно – достоин автор звания художника или нет, на белом листе любая ошибка бросается в глаза. А еще своей выставкой мне хотелось показать, что искусство развивается независимо от всевозможных границ и запретов.

– Что вы имеете в виду?

– Дело в том, что достаточно долгое время отечественный художник не имел возможности контактировать с коллегами из других стран – всякие контакты были под запретом, выставок почти не устраивали. А когда занавес исчез, выяснилось, что искусство развивалось по своим, независимым от властей одинаковым законам. Наша печатная графика 20 – 30х годов и европейская во многом схожи, станковая графика 50 – 60х – тоже. А ведь художники не знали друг друга. Этой выставкой мы говорим о том, что художественный мир един.

– Верно ли утверждение, что графика менее ценна, чем живопись?

– В России исторически сложилось, что русские коллекционеры предпочитали именно живопись. Для нас цвет престижнее, массивнее, хотя до недавнего времени и у нас имелись коллекционеры, которые собирали исключительно графику. Сегодня таких людей почти не осталось. В Москве есть галереи, которые занимаются графическим искусством, но графиков редко показывают. В Европе подобной тенденции не наблюдается. Там некоторые монотипные работы Эдгара Дега можно приобрести лишь за шестьсот тысяч евро.

– В каком направлении работает ваш любимый художник?

– Любой художник проходит стадию взросления. Подростком он любит Шишкина, повзрослев, может перейти на Айвазовского. Для меня не важно, что это – экспрессионизм или соцреализм. Мне важно, искусство это или не искусство. Состоялось произведение или нет. Я могу найти хорошие работы в любом художественном направлении в любом временном отрезке. В  20 лет я занимался русским искусством, потом стал изучать Европу. Когда я впервые оказался за рубежом, мне приходилось приобретать много работ, совершенно ничего об авторах не зная. Только после покупки я уже начинал собирать информацию о самом художнике: где учился, какой философии придерживался. И оказывалось, что все эти люди действительно достойны внимания.

– Знают ли на Западе русских графиков?

– Скажем, работы Шагала знают все. Этот человек – мировая знаменитость, который имеет почти культовый статус на Западе. Но таких людей мало. О русском изобразительном искусстве на Западе почти ничего не знают. Например, считается, что нами можно восхищаться только в трех случаях: когда мы демонстрируем нашу иконопись, авангард начала прошлого века и нонконформистов 60 – 70х, так называемое другое искусство.

– Неужели у нас действительно нет достойных художников?

– Мы успели дискредитировать себя. Когда началась перестройка, образовались кооперативы, многие люди стали за бесценок скупать работы художников новой России и вагонами вывозить на Запад. Удавалось продать от силы 10 процентов того, что вывезли. Ктото на этом наварил, а что не продавалось – выбрасывали или отдавали за бесценок. В конце концов, европейский рынок завалили некачественным русским искусством. И сейчас иностранцы постепенно погружаются в Кандинского, узнают и современных графиков: Кабакова, Пивоварова.

– Можно ли сказать, что этой выставкой вы реабилитируете русскую графику?

– Собственно, этим я и занимаюсь там, на Западе. Поскольку в области галерейного бизнеса я уже 25 лет, то мне удалось реабилитировать многих незаслуженно забытых, но чрезвычайно талантливых художников. А о многих заставил вспомнить и на родной земле.

– Разве возможно забыть талантливого художника?

– Сплошь и рядом. Судите сами: каждое десятилетие истории искусства характеризуют обычно 5 – 10 имен художников. Это так называемые первые имена, первые лица. В архитектуре, литературе – то же самое. Попросите любого прохожего назвать великого русского поэта. Что вам ответят? Пушкин и Лермонтов. В изобразительном искусстве, скажем, 20х, вам назовут Малевича, Кандинского, Родченко. Но ведь кроме этих мастеров мы имели огромное количество интересных, безумно талантливых художников, которые – просто исторически так сложились – не попали в обойму первых десяти. Особенно многих мы потеряли в советский период: одних репрессировали, других расстреляли, третьи погибли в войнах. Это несправедливо. Всю свою деятельность я посвящаю тому, что реабилитирую забытых авторов, возвращаю их имена в историю искусств. Яркий пример такого отечественного самородка – Игорь Поляков, умерший в 1942м. Он скончался от сердечного приступа. Художник оставил богатое наследие, о котором потомки должны знать.