Чем может закончиться прыжок в пустой бассейн

– 13 марта 1974 года. Тогда состоялся концерт джазовой музыки студии Владимира Сизова, выступавшего с биг­бендом в единственном на тот момент университете Ярославля – Демидовском. Помню, людей пришло много. Позже, когда концерт завершился, я сделал глупость, сказав: «Кому нравится – останемся, может, джаз­клуб сделаем». Люди меня поддержали, так что пришлось идти в горком комсомола. Раньше именно комсомол занимался той культурой, которой отказалось заниматься государство.

– Вашу инициативу восприняли как что­то из ряда вон?

– Вообще­то к тому времени джаз­клубов в России хватало, я даже имел на руках несколько их уставов. Первый из клубов, ленинградский «Д­58», созданный Владимиром Фейертагом, появился лет за шестнадцать до нашего, второй сформировался в совершенно не джазовом Киеве. Потом в 1961­м появился свой клуб в Москве. И тут они повырастали как грибы по всему Союзу. Первый ярославский, кстати, организовали еще в 1967 году, но вскоре его закрыли. Почти во всех случаях джаз­клубы имели «крышу» в виде горкомов комсомола, редко при обкомах комсомола и единственный случай – при районном комитете комсомола, имею в виду – Новосибирский академгородок.

– Вы пошли по самому распространенному пути – в горком?

– Да, сегодня в этом здании находится налоговая инспекция Кировского района. В то время в горком пройти мог любой человек с улицы, милиция никого не останавливала: сталинизм закончился, а терроризм еще не появился. Когда я пришел туда оформлять клуб, выяснил, что культуру курировал отвечающий за идеологию второй секретарь Владимир Хрящев. Дело с клубом зависло вплоть до тех пор, пока его не сменил на посту Евгений Серенков. Тот самый Серенков, который был известным ярославским джазовым барабанщиком. Так вот он посоветовал мне повременить до прихода нового первого секретаря горкома, «нормального заводского парня». Им оказался Александр Сизов с моторного. Меня с ним познакомили, и Саша, как тогда его все называли, велел готовить документы на бюро.

– Какие документы?

– В нескольких экземплярах распечатанный на машинке устав, план работы на ближайшие полгода и так далее. Меня все знали, так что голосование получилось чисто формальным. Присутствующие полистали бумажки, задали несколько смешных вопросов, что­то вроде «барабаны круглые или нет» – положено было какое­никакое обсуждение.

– А цель всей этой процедуры – чего вы добились?

– На бюро нам дали статусность, мы стали «при». Потому как если в те времена ты был «ни от кого» и «ни при ком» – тебя не замечали. С той поры наша концертная афиша выглядела следующим образом: сверху тянулась строка «Ярославский горком комсомола», ниже – «Джаз­клуб при горкоме комсомола», затем – событие и приписка – «Все деньги переводятся в фонд солидарности». Кого и с кем солидарности – непонятно. Но как выяснилось, все деньги шли в Комитет защиты мира. Кто­то подсчитал, что мы перечислили в него тысяч 20 рублей – огромная по тем временам сумма.

– Как удалось убедить мэрию передать вам нынешнее здание джазового центра?

– Это произошло уже после образования джазового общества – в 1988 году. Как сейчас помню: собрался я на заседание горисполкома, на котором решался вопрос о передаче: надел рубашечку, значок с Лениным нацепил и прихватил хорошего знакомого, кооператора Анатолия Гусева (потом он работал заместителем губернатора). «Давай сходим, – говорю ему, – посмотришь, где начальники сидят – интересно будет!» Короче, пришли мы. Началось. И тут Виктор Владимирович Волончунас, который на этот момент стал и.о.председателя горисполкома, говорит: «Хорошо, здание мы вам передадим, а где вы найдете деньги на приведение его в порядок?» И тогда я пошел на хитрость. «Вы знаете его? – спрашиваю я и показываю на Гусева, которого привел с собой. – У этого человека есть железная дорога! Помните, в газетах писали, что какое­то частное лицо угличский завод минеральной воды купило? Это он купил!». Гусев, обалдев, на меня смотрит и тихо так, чтобы никто другой не слышал, говорит: «Ни копейки не дам!» Тем не менее все на заседании почему­то подумали, что своего мецената я нашел, и дом нам дали. Вот такая авантюра вышла. В своей жизни я, образно говоря, часто прыгаю в пустой бассейн с высокой вышки в надежде, что, пока лечу, вода внизу появится. И Бог мне всегда помогает воду поднабрать, чтобы не расшибиться.

– Откуда же вы взяли деньги на приведение здания центра в нормальный вид?

– Тогда с деньгами не было особых проблем. Шел 1989 год. Прихожу в фирму и прошу дать 800 рублей – испанцы, мол, приезжают, надо заплатить. А мне говорят: «Бери 5000. Мне лень из­за такой мелочи, 800 рублей, к сейфу ходить». Сколько раз было, встретит меня нужный гражданин на улице и спрашивает: «Когда там у вас фестиваль? Тогда­то? Зайди в гости». Захожу. Гражданин узнает у секретарши, сколько денег в сейфе, и тут же требует нести все, что есть, не трогая только копейки. Деньги давали без всяких расписок. Однажды в 4 часа ночи я возвращался с фестиваля, а несколько миллионов были распиханы по всем карманам. Я никогда не испытывал никаких чувств к этим деньгам, зато свои пять рублей всегда берег.

– Но все­таки частных вливаний оказалось недостаточно? Вы ведь теперь МУК?

– Именно. К 1992 году все работы как­то приостановились. Пришлось обратиться в мэрию. Поначалу Виктор Владимирович Волончунас на мои многочисленные намеки заводился и сурово заявлял, что никогда достраивать мой центр не станет, но в конце концов он, как я думаю, в меня поверил.

– Неужели за все семь лет у вас не было стимула оставить эту неподъемную задачу?

– Стимулы были, только меня они не интересовали. За годы стройки я получил порядка 12 предложений. Кто­то хотел на месте джазового центра организовать филиал банка, кто­то, условно говоря, бордель – «гостиницу закрытого типа». И приличные люди предлагали. Так и говорили: «Ты передашь нам домик, а мы тебе – личный подарок плюс еще миллионов 200 на всех – устроишь перед уходом последний фестиваль». А я взял и подарил дом в муниципальную собственность. Строители все в центре планировали сделать иначе, чем так, как имеем. Сцена предполагалась крошечная, туалет огромный, думали установить какие­то фонтаны, мраморные ступени. Но я попросил все сделать поскромнее: зачем эта лишняя роскошь? Открылись мы 29 мая 1999 года, в День города.

– И с той поры в здание на Большой Октябрьской вхожи лишь ценители джаза?

– Не только. Скажем, приходят к нам члены очередного «варианта» отделения Союза писателей и просят предоставить помещение, чтобы правление провести. Своих помещений у них нет, а я им его предоставляю, пусть даже знаю, что потом придется за ними прибираться. Просто я навсегда запомнил те времена, когда нам самим приходилось искать место, где бы приткнуться.

– Центр вы все­-таки  обустроили. А мечты остались?

– Я хочу, чтобы через джаз­центр прошло все население города. Пусть они не любят джаз, но знать, что мы есть, – должны. Я, например, не люблю хоккей, но знаю, что он в городе есть, знаю, какого он уровня, и я уважаю команду. С джаз­центром должно быть так же. Было бы здорово каждого старшеклассника привести к нам хотя бы однажды. Но директора школ объясняют, что у учителей музыки уже сложился маршрут: художественный музей, театр Волкова, ТЮЗ, филармония. Мы туда не входим.

– К вам не ходит молодежь?

– Молодежь-­то ходит. Но спросишь, откуда вы, и выясняется, что один из Казахстана, другой из Белоруссии. К нам часто захаживали чехи­архитекторы «Глобуса» и строители «Комацу». Это странно, что многим до сих пор непонятно, что и нами можно гордиться. Не так давно сюда заезжал блестящий квартет из Вильнюса. Им было очень приятно выступать в Ярославле. А еще раньше, года за три до этого, у меня сидел атташе по культуре литовского посольства Йозас Будрайтис, так он удивлялся, что на недавней встрече с губернатором местные власти чем только не похвалялись, даже «Ареной», которая «крупнейшая в Европе», но на самом деле таких там тьма­тьмущая, а про такой отменный джазовый центр почему­то и не вспомнили.

– Когда сложнее было ярославскому джазу: в самом начале или сегодня?

– Каждое время имеет свои проблемы. Тем не менее раньше можно было делать все, что не запрещено. Я дважды, в 1979 и в 1981 годах, на базе постановления ЦК ВЛКСМ по Ставропольскому краю смог привезти в Ярославль за счет комсомола музыкантов. Первый раз из разных республик страны привез 300 человек, во второй – 700. В этом замечательном постановлении я прочитал одну фразу: «Запретить впредь командировку людей свыше десяти человек без разрешения ЦК ВЛКСМ». Значит, 10 и меньше – можно. И работало! А сегодня выходит шикарный закон – и не работает.

– Грустно. Но позитивные новации с «джазом по жизни» еще будут?

– Очень надеюсь. Сегодня мы фактически находимся на уровне концертной организации. Просто сейчас кризис мешает развернуться. Мы хотим дать музыкантам работу. Надо помнить, что они не для кайфа играют, деньги им тоже нужны. В городе уже есть духовой, струнный, симфонический оркестры. Еще один джазовый нам не помешает. Скажем, человек 20 – 25 – это большой оркестр. Работа будет на контрактах – для создания здоровой конкуренции.