Владимир КОРЕНЕВ: Театр – это моя жизнь

Человек-амфибия
– Владимир Борисович, вас наверняка замучили вопросами о фильме «Человек-­амфибия». Но ведь прошло уже более 50 лет, а о нем помнят, его знают и любят до сих пор. Интересно, как вас утвердили на главную роль?
– Ассистент режиссера этого фильма приехала в Москву из Ленинграда и пошла по театральным вузам, заглянула и в наш ГИТИС. Я как раз тогда играл в дипломном спектакле «Ночь ошибок» – английской комедии Голдсмита, где у меня была роль абсолютно наивного человека. Ассистент посмотрела и пригласила меня на пробу. Мне подумалось: если я в театре могу играть наивного героя, то и в кино, наверное, получится, ведь Ихтиандр именно таким и был. Я приехал в Ленинград, и меня утвердили на роль.

– Вы боялись моря?
– Нет, я ведь родился в Севастополе. Мой отец был морским офицером, так что постоянно приходилось жить возле воды. Правда, до съемок фильма я плоховато плавал. Потом, чтобы стать настоящим человеком-­амфибией, меня учили плавать как следует.

– «Человек-амфибия» был первым советским фильмом с подводными съемками. Учитывая отсутствие опыта и несовершенство аппаратуры, случались экстремальные ситуации?
– Когда меня привязали к якорю, закончился воздух в акваланге. Заметив это, мне вовремя дали другой акваланг и тем самым спасли. Был еще один случай, когда я прыгал с корабля в море за жемчугом. На меня надели обруч с очень тяжелой цепью. Ее конец держал матрос на палубе. В какой­то момент он выпустил цепь из рук. А съемки шли на большой глубине. Тяжеленная цепь могла просто утащить меня на дно. В воде в это время находился оператор Эдуард Розовский. Он увидел, как цепь начала падать, бросил камеру и вытащил меня. Так что опасных ситуаций было много, но, слава Богу, все остались живы.

– Из чего был сделан тот самый ихтиандровский серебристый костюм и сохранился ли он?
– Сейчас этот костюм находится в музее киностудии «Ленфильм». Его сшили из эластичной ткани, из которой изготавливают плотные женские колготки. А чешуйки были сделаны из кинопленки. Их пришивали леской, потому что хлопчатобумажные нитки в соленой воде гниют. Это был длительный кропотливый труд нескольких мастериц. Тонкая ткань быстро промокала. Я тогда был очень худой и мерз, ведь на глубине вода холодная. У меня от холода зубы стучали.

– Почему после такой звездной роли и оглушительного успеха вы ушли в театр?
– Я не считаю себя человеком кино, хотя после «Человека­-амфибии» сыграл примерно в 50 фильмах. По убеждению я театральный человек. Театр – это моя жизнь.
–

И все­-таки по прошествии лет вы любите этот фильм и своего романтического героя?
– Это было так давно, что я уже не отношусь к нему серьезно. Да, это часть моей творческой биографии. Но я не живу прошлым. У меня чрезвычайно интересный сегодняшний день.

– Несколько лет назад вышла телеверсия романа Александра Беляева «Человек-амфибия». Как вы отнеслись к новой постановке?
– Мне звонили ее авторы, спрашивали: «Вы не против того, что мы будем снимать картину?». Я им ответил так: «Если вы хотите получить такой же успех только за счет темы, то это будет полный провал. Но если вы нашли в романе что-­то такое, что мы упустили, или какой­-то новый взгляд, то ради Бога, ставьте, может, что­-то и получится».

Не меняю то, что хорошо
– После выхода фильма на экраны все женщины Советского Союза были в вас влюблены. Газеты писали о десятках тысяч писем от поклонниц, дежурстве у подъезда дома, у театра. Вы ведь тогда уже были женаты. Тяжело приходилось супруге нести бремя сумасшедшей популярности своего мужа?
– Моя жена Алла Константинова тоже актриса, и она понимает, что такая реакция людей на популярность актера – неизбежность. Хотя, конечно, порой ее это раздражало. Между прочим, она даже одной моей поклоннице предложила стать няней для нашей дочки. Кстати, мы с женой и дочерью Ириной играем в одном театре.

– А в чем секрет вашей счастливой и долгой супружеской жизни?
– Да, золотую свадьбу мы уже отпраздновали. А секрет, наверное, в том, что нам хорошо вместе. Я не представляю свою жизнь без Аллы, а она – без меня. Кстати, мои отец и мать тоже прожили всю жизнь вместе и были счастливы.

– Вы и театр не меняли?
– Я консерватор и, как англичане, не люблю менять то, что хорошо. У нас почемуто любят ломать все до основания. А толку­то?

– А к себе вы строго относитесь?
– К себе надо относиться с юмором и самоиронией. Есть хорошая восточная поговорка: когда падаешь с осла, смейся первым, чтобы другие не смеялись.

– Какие ценности для вас являются главными?
– Семья, любовь близких и театр.

От лорда до бомжа
– В театре у вас есть предпочтения в ролях?
– У меня широкий диапазон ролей – от трагедии до фарса. Сейчас я играю в «Собачьем сердце» профессора Преображенского, в «Стакане воды» – лорда Болингброка, а в спектакле «Куба, любовь моя!» – бомжа. У меня есть и свои постановки. В архангельском театре я поставил спектакль «Опасные связи» по роману французского писателя – классика Шодерло де Лакло.

– Один из спектаклей, который вы привозите в Ярославль, называется «Мужской род, единственное число». Это комедия – один из любимых жанров у зрителей. Но в вашем спектакле есть пикантный момент, связанный по сюжету с перетасовкой полов. Эта тема сегодня пользуется успехом?
– Мы не делаем акцент на том, о чем вы говорите. Внимание постановочной группы было перенесено на другие вещи. Это спектакль о ностальгии по фундаментальным ценностям – семье, дружбе. Он очень добрый, смешной, местами грустный. Я его очень люблю и всегда играю с наслаждением. Этот спектакль идет в нашем театре уже 15 лет при полных аншлагах. Некачественная постановка столько бы не продержалась. На спектакле перебывала вся театральная элита, политические деятели. Однажды пришел Виктор Черномырдин. Ему сказали: «Вас посадим, а для вашей охраны нет мест». И он вынужден был уйти.

Милости просим в Ярославль!
– Говорят, сегодня театр переживает кризис. Как вы думаете, в чем причина?
– Кризис переживает вся культура и, в частности, театр. На мой взгляд, сейчас у нас идет процесс уничтожения всего национального. Сегодня пытаются разрушить репертуарный театр. Но я все же надеюсь на то, что в России культурная традиция, связанная с театром, слишком глубока, чтобы ее можно было вот так просто поломать.

– Владимир Борисович, вы профессор института гуманитарного образования и новых технологий, общаетесь с молодежью. Говорят, что нынешние молодые люди неграмотны, книг не читают. А какой у вас взгляд на молодежь?
– К сожалению, уровень нашего образования снизился. Молодые люди перестали читать, это верно. Соответственно и их культурный уровень стал ниже. Но та молодежь, которая идет в театральные вузы, тянется к творчеству, искусству, читает много. Эти молодые люди интересуются литературой, музыкой, театром. При всем этом в театральных институтах неизменно большие конкурсы. И это очень хорошо.

– Вы впервые приедете в Ярославль?
– Я был в вашем городе с гастролями, но очень давно.

– Думаю, вы не узнаете Ярославль. К тысячелетнему юбилею он преобразился, стал еще краше. Так что милости просим!