Артем Шабанов: Я маленький человек, не герой

– Артем, сейчас вы готовите очередную партию груза. Что это будет? Когда поедете?

– Мы все это делаем на благотворительных началах. Сейчас повезем медикаменты и другие вещи, которые в первую очередь необходимы там. Ситуация непростая, этот выбор – наш, люди помогают, и низкий поклон тем, кто это делает. Загрузимся – и вперед.

– Вы собираете вещи, которые там необходимы, или сами их закупаете?

– У Андрея Сковородцева, благодаря которому я стал волонтером, есть связи с подразделениями, организациями на Донбассе, откуда поступают заявки, и мы собираем именно то, что им нужно. Кидаем клич по организациям, по неравнодушным ярославцам и по конкретному списку собираем вещи. Начали поездки в 2022 году, сейчас готовимся к первой в 2023-м.

– А куда именно на Донбасс ездите?

– Донецк, Макеевка, под Волновахой. На самом деле Донбасс небольшой. Хотя там удивлялись – спрашивали: а сколько в Ярославле жителей. Я говорю: 600 тысяч. «Сколько? 600 тысяч всего?» Надо понимать, что Донецк – это город-миллионник, который жил хорошей жизнью до определенного момента.

– У вас фура или караван фур? Чем доставляете грузы?

– Нет, мы садимся на свои машины, забиваем их под завязку – и поехали. Это абсолютно личное желание каждого из нас помочь. Мы знаем, то, что отвозим, до последнего предмета передается.

– Расскажите о вашей команде волонтеров. Вы уже говорили об Андрее Сковородцеве. Есть еще кто-то?

– В предыдущий раз с нами ездил Володя, бывший вертолетчик-афганец. Олег Река, он песни поет. Есть еще люди, которые этим занимаются и делают это бескорыстно.

– Сколько времени у вас занимает дорога туда и сколько вы находитесь там?

– По-разному. Если еду один, то останавливаюсь на ночевку. Если едем вдвоем, то просто меняемся за рулем. А так – сутки уходят на дорогу туда, сутки – обратно.

– Вы приезжаете туда, где-то базируетесь…

– Повторюсь, есть заявки от подразделений. Мы приезжаем, Андрей связывается со всеми ребятами, от них приезжают машины, мы разгрузились, им передали.

– А вас просят привезти то, что нужно населению, – продукты, одежда, бытовые вещи?

– Я не могу охватить все. Я не Министерство обороны, не МЧС. Я знаю, к кому еду, чем могу помочь. Если будут заявки, вплоть до просьбы предоставить жилую площадь, буду искать и, вполне возможно, найду.

– Наши школьники пишут письма бойцам Донбасса. Эти письма доходят до адресатов?

– Когда я ездил первый раз, увидел, что туда привозят письма бойцам. Я спросил: это важно вообще? Мне сказали: Артем, ты дурак? Люди там в абсолютно другой реальности, непонятной для нас ситуации. Когда они понимают, что за тысячу километров от них их поддерживают, им пишут письма… Командир подразделения, командиры взводов брали эти письма и говорили, насколько важно, что вся Россия стоит за их спиной, верит в их победу, хочет, чтобы они вернулись в собственные дома живыми и чтобы их семьи жили нормально.

Когда приезжаешь туда и видишь, что люди там такие же, как и мы, они не папуасы, не персонажи фильмов. Это не кино, это жизнь. Это очень сильная поддержка для них.

– Наверняка в вашем окружении есть те, кто придерживается иной точки зрения. Какие аргументы в свою пользу им приводите?

– За все это время у меня не было диалога с оппонентами. Есть среди близких людей те, кто придерживается иной точки зрения. Но, повторюсь, в декабрьской поездке я был в двух подразделениях. Украинские войска бьют по гражданской инфраструктуре. Один раз, я могу понять, промахнулись. Но три раза по больнице! Если кто-то это оправдывает, ради бога. Однажды, еще до всех этих событий, у меня была ситуация: один товарищ из Грузии что-то говорил про наше присутствие на Донбассе. Я ему ответил: ты живешь в Грузии, занимаешь активную гражданскую позицию, тогда ответь, что делают в Афганистане грузинские войска? Ты хоть раз выступал против этого? Ведь, понятно, любые войска на чужой территории не несут жизнь. Аргументов в ответ не было. Для меня все понятно, я взрослый человек, я сделал для себя определенные выводы, у меня высшее историческое образование. Я знаю, как происходят исторические процессы, и они за две-три-четыре тысячи лет существования нашей цивилизации не изменились. Друзья меня поддерживают. Кто не поддерживает, со мной не спорит, это бесполезно. У меня есть аргументы, которые могу привести, могу показать факты, с которыми нельзя поспорить.

Наверное, это одна из причин, почему я туда поехал. Когда со стороны смотришь, могут быть сомнения. А вот приезжаешь туда – и сам все видишь. Я не пытаюсь что-то доказать, я для себя все решил.

– Люди проводят черту между жизнью, которая у них была до 24 февраля 2022 года, и той, которая началась после этой даты? Или для них ничего не поменялось?

– Я скажу по-другому. 24 февраля там началась немного другая эпоха. Все у них началось еще в 2014 году. Когда мы здесь сидели ровно и у нас не было никаких мобилизаций, у них было то, что я видел в 2022 году. У нас с Андреем Сковородцевым должна была быть передача на радио - я же музыку еще играю. Но стали очень жестко долбить по Донецку. На радио всех перевели на дистанционку – они даже новости делали из дома. Поэтому наша передача не состоялась. Надо понимать: здесь тишина и покой, а когда там долбят, это, знаете ли, отдельная история.
До 2014 года никто не говорил о выходе этих областей из состава Украины, потому что никто не ожидал, что их начнут бомбить. Ну а когда по тебе начинают прилетать снаряды, это, мягко говоря, неприятно. После этого начинается другая жизнь. Я записывал видео с людьми, с которыми встречался… Самое страшное – встречаешь человека, с ним общаешься, а на следующий день его нет.

– Бывали такие случаи?

– Да.

– Нет страха, что однажды таким человеком сможете стать вы?

– В декабрьскую поездку мне было очень страшно, когда я увидел очередь больше чем в километр на выезд оттуда на пропускном пункте… Конечно, страшно. Думаю, не страшно только идиоту.

– Расскажите о встречах с людьми на Донбассе?

– В ноябре в Макеевке в соседнем доме с тем, где мы остановились, познакомился с бабушкой Галей. Когда сказал, что приехали из Ярославля, у нее слезы потекли: «Я из Костромской области, у меня сестра в Кинешме». Бабушку Галю я видел еще раз в декабре. Предложил помочь ей вернуться на родину. Она отвечает: куда я поеду, у меня здесь все похоронены, внук на фронте. Я маленький человек, не герой какой-то. Считаю, что каждый человек должен выполнять свою конкретную задачу. Если будет поставлена задача помощи, я это сделаю.
Например, подъезжаем к Макеевке, времени уже четыре вечера, а я ел в семь утра. Я говорю, поехали куда-нибудь, есть хочу. Разгрузились, видим, шаурма продается. А за ней огромная очередь стоит. Видите, там обычная жизнь идет. Если кто-то из этих людей что-то попросит, то пожалуйста. Слышал о ситуациях, когда просят больше, чем нужно. Я не первый день живу и прекрасно понимаю, что это непростое занятие. Но есть заявка, и мы по ней едем. Обычно мы берем больше, чем требуется. Если кому-то что-то нужно будет реально, я готов.

– Меняется ощущение жизни здесь после поездки на Донбасс?

– «Страшно» наступает здесь. Там не до этого, вообще не до этого. Когда возвращаешься, надо прийти в себя. Меняются определенные моменты в жизни, которой я жил почти 50 лет.

О том, какая жизнь на Донбассе - в продолжении интервью в соцсетях