Коммуналка Страны Советов

Эх, привольно мы живем…

Здесь можно совершить путешествие во времени из 20 – 40-х годов XX века в 50 – 60-е, а затем в 70 – 80-е и узнать, как жили и о чем мечтали люди разного социального положения. Революционное решение квартирного вопроса началось с «реквизиции квартир богатых для облегчения нужд бедных». В 1919 году Наркомздрав определил санитарную норму жилой площади на человека – 18 квадратных аршин (9,1 кв. м). Все излишки подлежали изъятию. Неимущие граждане и прибывающие из деревни «новые пролетарии» обеспечивались жилплощадью за счет владельцев многокомнатных квартир. Самые дорогие и памятные вещи для владельца переезжали в одну комнату, «уплотняясь» вместе с хозяевами. Начался жилищный передел, из-за которого слово «дом» на долгие годы заменилось неслыханными доселе «жилплощадью» и «квадратными
метрами».

Большие комнаты в 25 – 30 кв. м делились перегородками на отрезки площади в соответствии с установленной нормой. Голод и поборы военного коммунизма, жажда наживы эпохи НЭПа, индустриализация и принудительная коллективизация гнали людские потоки в крупные города. Люди устраивались работать на заводы, фабрики, стройки и после мытарств по инстанциям оседали в коммунальных квартирах.

Санитарные нормы к 1930 году были снижены до 5,5 кв. м – Москве, 3,5 – в Челябинске, 3,4 – в Красноярске, а в Донбассе и вовсе 2,2. Острый жилищный вопрос воплотился в частушке: «Эх, привольно мы живем, как в гробах покойники: мы с женой в комоде спим, теща в рукомойнике». Зощенко, который свой особый язык почерпнул в коммунальной квартире Дома искусств, не преувеличивал, когда поселил своего героя в барской ванной комнате. Бывшие крестьяне впервые увидели ватерклозет, текущую из крана воду, телефон и прочие блага цивилизации. А поскольку это не свое, а общее, то и отношение было соответствующим: грязь в общих коридорах, зловонные туалеты, засоренная канализация, отбитая керамическая плитка, выщербленный паркет, разбитые гранитные(!) лестницы подъезда.

К. И. Чуковский в 1923 году писал: «В Москве теснота ужасная: в квартирах установился особый запах от скопления человеческих тел, каждую минуту слышно спускание клозетной воды, клозет работает без перерыва. И на дверях записки: один звонок – такому-то, два – такому-то...».

Соседями по квартире принудительно становились бывшие дворяне и крестьяне, рабочие и служащие, интеллигенция. Тогда же в обиход вошло выражение: поссориться как хозяйки на коммунальной кухне»! Ничтожный повод мог спровоцировать всеквартирный скандал. Будни такого общежития увековечены в карикатурах «Крокодила». Например, «Маленькие разногласия на общей кухне по поводу исчезновения одной иголки для прочистки примуса». Правда, отношения между соседями все-таки регулировались «Правилами внутреннего распорядка в домах и квартирах», и квартироуполномоченный, который избирался жильцами, отвечал за соблюдение этих правил, за оплату счетов и в целом приглядывал за соседями.

Но правила помогали мало, как и примирительно-конфликтные комиссии по жилищным делам, появившиеся в 1927 году. И все-таки для тех, кто вселился в хорошую, светлую комнату из подвала или хибары, для приехавших из деревни «безквартирников» жизнь в коммунальной квартире была счастьем.

А завтра была война

Ярославль не стал исключением. В годы первых пятилеток появились целые жилые комплексы: на проспекте Шмидта (ныне проспект Ленина), в Бутусовском поселке и др. В структуру жилых массивов предусматривалось включение элементов социально-культурного назначения. При распределении жилья действовал жесткий классовый принцип. Большую часть получали рабочие, остальное отдавали красноармейцам и служащим, живущим в неблагоприятных условиях.

К началу 30-х в старом фонде практически не осталось отдельных квартир, а те, что строились, были исключительно привилегией новой советской элиты – партийной верхушки, стахановцев, выдающихся деятелей культуры. Жители коммунальных квартир стали привыкать к вынужденному добрососедству. Как верно подмечено: «Живя долго вместе и рядом, нельзя оставаться чужими».

...А завтра была война. И как утверждал поэт-фронтовик Давид Самойлов: «Понятие о неминуемой совместной жизни, о взаимопомощи, о приспособляемости и контактности очень помогало «детям коммуналок» на фронте. Война привела к новому витку уплотнений. Эвакуированные подселялись в густонаселенные коммунальные квартиры, а вернувшись домой, обнаруживали свои комнаты занятыми новыми владельцами. Эта участь постигла даже фронтовиков, несмотря на то что жилплощадь закреплялась за ними по закону. Целым семьям приходилось жить в землянках и бараках – даже к началу 1952 года в бараках проживали 3 миллиона 758 тысяч человек, и комната в коммуналке в этих условиях была везением.

Без цепочек и глазков

Жилья катастрофически не хватало и в 60-е. «Все жили вровень скромно так – система коридорная. На 38 комнаток – всего одна уборная», – пел выросший в коммуналке на Первой Мещанской Владимир Высоцкий.
Быт советской интеллигенции в 1960-х годах отличался скромностью и непритязательностью. Первое место прочно занимала работа. На личную жизнь оставалось совсем немного времени и средств. «Получала около 90 рублей в месяц. Жила в это время с родителями. На самое необходимое мне хватало. Наша повседневная пища была простой: каши, супы, компоты, картофель, макаронные изделия, винегрет. По праздникам – салат «Оливье», студень, тушеная картошка с мясом, пироги, Одежда у меня была самая обыкновенная» – это цитата из дневника московской учительницы, датированная 1963 годом. Чтобы одеваться в соответствии с модными тенденциями, учительница предпочитала экономить на еде и других вещах, но к новому учебному году или к празднику старалась купить себе шелковое платье, туфельки или сапожки.

...Постепенно страна отстраивалась. «Вороньи слободки» вспоминались с теплотой и любовью. Злая сатира сменялась лирикой о «золотом соседстве». Как писал в 1983 году Евгений Евтушенко: «Плачу по квартире коммунальной, многолюдной и многострадальной. По ее доверчиво-рисковой двери бесцепочной, безглазковой...». Тогда же вышла на экраны элегическая комедия «Покровские ворота», навсегда окутавшая коммунальный быт флером романтики.